Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

Ночью весь мир отодвинулся куда-то очень далеко. В комнате было серо. Настольная лампа на этажерке казалась чьей-то головой. Ножка лампы блестела тускло и безжизненно. Блеск этот был холодный и, словно это был чей-то глаз, жестокий и немигающий.

Утром я проснулся другой: злой и сильный. Я был один в комнате. Не вставал и долго смотрел в потолок. На столе все так же стояла бутылка и два полных стакана. Вся стена была залита солнцем. Я посмотрел на бутылку, на стаканы и подумал, что мне наплевать на них всех. И на Ваську Блохина, и на Юрку Кондратьева, и на все собрание. Они хотели выгнать меня из цеха, но у них ничего не получилось. Мне дали отпуск, и я все равно буду сдавать экзамены. Пусть они все даже перевернутся и ходят на головах. Ничего особенного в моей жизни не произошло. Все в порядке. Нужно быть настоящим мужчиной, решительным и совершенно каменным. И нужно улыбаться и не показывать виду.

Мне нельзя было лежать. Мне нужно было двигаться, делать, действовать. На часах было десять, солнце со степы уже опустилось на пол. Я встал и побежал в душ. Отвинтил ручку до конца, постоял под ледяной водой и вытерся полотенцем так, что мне стало жарко. Подгладил свой костюм, завязал у зеркала галстук, достал из чемодана линейку, спрятал ее в карман, закрыл дверь и спустился вниз.

На улице было тепло. Девушки ходили в летних платьях, и в скверике на скамейках сидели старушки. Я шел и насвистывал. Я чувствовал себя чистым, сильным, хорошо одетым. Мне захотелось позавтракать в каком-нибудь дорогом кафе. Я поехал на Невский.

В кафе было уютно и чисто. Официантка подошла ко мне и улыбнулась. На ней был кружевной передник и какие-то модные, красивые туфли.

- В это время у нас всегда бывает пусто, — сказала она.

- Да, — сказал я.

- Особенно сегодня. Сегодня совсем лето. Никому не хочется здесь сидеть.

- Да, день что надо...

Когда она принесла мне счет, мы снова поговорили о погоде. Я дал ей на чай.

Я позавтракал, не пожалев денег, и теперь чувствовал себя не только чистым и сильным, но и совершенно спокойным. Все, что было вчера, теперь казалось чем-то очень далеким и слишком неприятным, чтобы вспоминать о нем. Лучше не вспоминать, тогда видишь солнце, витрины магазинов, яркие афиши и видишь, что рядом идут красивые девушки и смотрят на тебя очень долго и как-то мягко и ласково.

Я решил, что пройду несколько кварталов по Невскому и только потом поеду в школу. Было приятно идти не торопясь, разглядывать прохожих и делать вид, что ты тоже никуда не спешишь. Я смотрел на толпу, на сверкающий шпиль Адмиралтейства и думал о том, что, пока меня не было, Невский стал еще лучше. И он совсем на изменился оттого, что меня выгнали из комсомола. Все осталось на своих местах. Никто от меня не шарахается и пальцами в меня не тычет. Если мне очень захочется, я смогу познакомиться с какой-нибудь девушкой и, может быть, даже сумею понравиться ей. Я шел, рассуждал и уверял себя, что на душе у меня стало совсем спокойно и даже легко. Я переходил Садовую и вдруг рядом услышал скрежет трамвая и чей-то крик. Я выпрямился и увидел, что все вокруг смотрят на меня, что подо мной рельсы, что вагон тормозит, но остановиться уже не может, что лицо у вагоновожатого перекошено, глаза вытаращены, пуговицы у него на куртке металлические, блестящие, начищенные, и вагон красный, новый и очень большой. Я прыгнул вперед, и вагон проехал. Я стоял и молчал. Толпа стала расходиться. Я пошел дальше и неожиданно почувствовал, что мне снова тоскливо и нехорошо. День уже стал не тот, и улица слишком шумная, веселая и какая-то беззаботная.

Школа стояла пустая. Лестница, коридоры и классы - все было брошено и никому теперь не нужно. В канцелярии сидел директор. Весь стол перед ним был завален бумажками. Он сортировал их и раскладывал по папкам.

Я вошел, он кивнул мне. Потом сказал, что школа сегодня выходная, но учительницу он, может быть, вызовет по телефону, она живет рядом.

- А если вы придете завтра?

- Завтра я хотел прийти тоже, — сказал я твердо.

- Ну, хорошо. Хотите - сидите здесь, а хотите - идите в класс.

Я пошел в класс. Парты были маленькие, я не мог влезть ни в одну. Сел верхом на первую парту, достал из кармана линейку и начал изучать ее. Я подумал, что, может быть, в этом классе мне придется писать работу и, может быть, я провалюсь. Если провалюсь, буду сдавать осенью.

Но надо не проваливаться и назло всем получить аттестат с пятерками.

Дверь открылась. Я увидел девушку с пушистыми и светлыми волосами.

- Вы на консультацию? — спросила она и тут же смутилась и покраснела.

Я соскочил с парты. Она закрыла дверь. Я понял, что это учительница. Она была очень молодая.

- Я пришел не в тот день, — сказал я.

- Ничего. — Она положила на стол автоматическую ручку и тетрадь.

- Я вас оторвал от дел?

- Меня зовут Людмила Васильевна, — сказала она. — Что у вас?

Я увидел, что она старается не смотреть на меня и старается говорить строго. Почему-то мне захотелось улыбнуться. Она была очень хорошенькая и, наверное, сама понимала, что строгий тон у нее не получается. Она кусала нижнюю губу и что-то быстро писала в тетради.

- У меня линейка, — сказал я и положил на стол свою линейку. — Экзамены будете принимать вы?

- Нет, будет комиссия.

- И вы тоже?

- Вы совсем не знакомы с линейкой?

- Нет, Людмила Васильевна, — сказал я. — Совсем.

Она взяла линейку и начала объяснять. В ушах у нее были какие-то необыкновенные серьги, маленькие и сверкающие, точно капельки росы, и совсем незаметные, чуть голубоватые. И глаза у нее тоже были голубые.

- Вы слушаете? — спросила она.

- Да, — сказал я. — Линейка служит для возведения в степень, извлечения корня, для того, чтобы умножать и делить.

Она посмотрела на меня внимательно. Мы занимались часа два. Я подумал, что она такая же красивая, как Ира. Я закрыл форточку. Форточка хлопала. Стекло было пыльное, и на нем следы дождя. Мы кончили заниматься, и я, неизвестно для чего, еще раз вытер доску. Доска и так была чистая.

- Но самое главное - упражняться, — сказала она, сворачивая свою тетрадь. — Считайте в любую свободную минуту. В автобусе, в трамвае.

Мы вышли из класса.

- Завтра тоже будете вы? — спросил я.

- Оставьте тряпку, — сказала она. — До свидания!

Я вернулся в класс и положил тряпку. Вышел в коридор. В коридоре уже никого не было.

На улице стало еще жарче. Солнце пекло, и пахло асфальтом. Можно уже было ходить без пиджака. Из-за угла выехал автобус. Я побежал на остановку. Шофер немного обождал меня. Дверь была открыта. Я сел у окна, протянул кондуктору рубль и посмотрел на школу. У подъезда девочки играли в мяч.

- Какой вам билет? — спросила кондуктор.

Я повернулся и посмотрел на свой рубль. Я сам не знал, какой мне нужен билет. И куда я еду. Я вскочил в автобус машинально. Я смотрел на свой рубль, на длинные, покрытые красным лаком ногти. Я был человеком без дома. Меня никто не ждал, и я мог ехать, а мог и не ехать.

- Одну остановку, — сказал я.

Я вышел из автобуса, немного прошел и увидел столовую. Решил, что надо поесть. Можно сидеть, есть, смотреть в окно - и все.

Девушка вынесла подносы. Я взял один, с него потекла вода. Все брали подносы и становились в очередь. В этой столовой официантов не было. Я тоже встал в очередь, и все вместе мы пошли вдоль стойки. Очередь была длинная. Я взглянул на часы. Потом подумал, что могу позвонить Ире. Это даже нужно: позвонить ей, увидеться и выяснить все.

- Какой вам суп? — спросила раздатчица из-за стойки.

- Все равно, — ответил я.

- Следующий, — сказала она.

Очередь двинулась, и я остался без супа. Это разозлило меня, но было поздно.

- Что вам? — спросила другая раздатчица.

Я взял сосиски, компот и зачем-то еще бутылку пива.

Столики были маленькие, но удобные и чистые. Я ел медленно. Потом отодвинул тарелки, сидел и смотрел в окно. Я решил выработать план. Кто-то стоял за моей спиной. В столовой не было мест. Мне пришлось уйти.

Стенка над телефоном была грязно-коричневая и вся исписана номерами. Раздался гудок. Один номер был обведен фиолетовым сердцем с фиолетовой стрелой. Под номером стояло: «Нина». Трубку сняли. Голос был не Ирин. Значит, вернулась тетка. Я сказал быстро и твердо:

- Ирину, пожалуйста.

Тетка не узнала меня. Она и не могла узнать. Я сам не ожидал, что у меня получится такой голос, грубый и требовательный. Тетка сказала, что Иры нет.

- Когда она будет? — спросил я.

Тетка сказала, что через полчаса. Я чувствовал, что она говорила и улыбалась. И слышал еще чей-то мужской голос и смех.

Я вышел из будки. Надо было куда-то деть полчаса. Огляделся и увидел напротив закусочную. Я подумал, что неплохо выпить вина. Даже нужно немного выпить. Пересек улицу и вошел. Вдоль стен тянулись белые автоматы. Несколько человек стояло у буфета. Я обошел автоматы и прочел наклейки. Мне хотелось чего-нибудь покрепче.